— Ничего сложного, — сказал Бенсон.

— О чем вы?

— Да этот механизм. Очень простой. Вам следовало бы установить здесь устройство обратной связи, чтобы движения лежащего компенсировались… — Бенсон умолк.

Он открыл дверцу стенного шкафа, посмотрел внутрь, потом заглянул в ванную и вернулся назад. Моррис подумал, что Бенсон держится не как обычный больной. Чаще всего люди в его положении робеют, но он вел себя так, словно снимал номер в отеле.

— Ну что ж, подходит, — сказал Бенсон и засмеялся. Он сел на кровать и посмотрел на Морриса, потом перевел взгляд на полицейских.

— А им обязательно оставаться здесь?

— Наверное, они могут подождать и в коридоре, — сказал Моррис.

Полицейские молча кивнули и вышли, закрыв за собой дверь.

— Я, собственно, спросил, должны ли они вообще оставаться в клинике?

— Да, — сказал Моррис.

— Все время?

— Да. Если только мы не сможем добиться, чтобы ваше дело было прекращено.

Бенсон нахмурился:

— Это было… то есть я… Так плохо?

— Вы подбили ему глаз и сломали одно ребро.

— Но опасности нет никакой?

— Ни малейшей.

— Я ничего не помню, — сказал Бенсон. — Все блоки памяти у меня стерты.

— Я знаю.

— Но я рад, что он серьезно не пострадал.

Моррис кивнул.

— Вы привезли свои вещи? Пижаму и прочее?

— Нет, но это можно устроить.

— Хорошо. Я скажу, чтобы до тех пор вам выдали казенное белье. Больше ничего не нужно?

— Ничего. — Бенсон улыбнулся. — Разве что укол-другой?

— Вот без этого, — Моррис улыбнулся в ответ, — вам придется обойтись.

Бенсон вздохнул.

Моррис вышел из палаты.

Полицейские поставили у двери стул. Один сидел, а другой прислонился к стене. Моррис открыл записную книжку.

— Вам, конечно, нужно знать расписание, — сказал он. — Через полчаса сюда зайдет администратор с документами, которые Бенсон должен подписать. Отказ от денежного возмещения и прочее. Затем, в три тридцать, Бенсона отвезут вниз, в главный амфитеатр на демонстрацию. Минут через двадцать он вернется. Вечером ему обреют голову. Операция назначена на завтра, на шесть часов утра. У вас есть ко мне вопросы?

— Можно, чтобы доставляли еду сюда? — спросил один из полицейских.

— Я скажу, чтобы сестра заказала лишние порции. Вы будете дежурить вместе?

— Нет, по одному. По восемь часов каждый.

— Я скажу сестрам, — сказал Моррис. — Когда будете уходить и приходить, отмечайтесь у них. Они любят знать, кто находится на этаже.

Полицейские кивнули. Наступило молчание. Потом один из полицейских спросил:

— А все-таки что с ним?

— У него одна из форм эпилепсии.

— Я видел парня, которого он избил, — сказал полицейский. — Большой, сильный парень. Похож на шофера грузовика. И в голову бы не пришло, что такой хиляк, — он ткнул пальцем в сторону двери, — способен так его отделать.

— Во время эпилептического припадка он буйствует.

— А что это за операция?

— Это операция мозга, которую мы называем процедурой третьей степени, — сказал Моррис и не стал больше ничего объяснять. Полицейские все равно не поймут. А поймут, так не поверят.

Большая нейрохирургическая конференция, на которой присутствовали все хирурги клиники и докладывались наиболее сложные случаи, обычно проходила в девять часов утра по четвергам. Экстренно она назначалась очень редко — слишком трудно было собрать весь персонал. Но на этот раз амфитеатр был заполнен до отказа. Эллис видел перед собой уходящие вверх ярусы белых халатов и бледных, повернутых к нему лиц. Он поправил очки и сказал:

— Как многим из вас уже, наверное, известно, завтра утром нейропсихиатрическое исследовательское отделение проведет операцию, которую мы называем процедурой третьей степени, на лимбической системе мозга человека.

Аудитория безмолвствовала. Дженет Росс, стоявшую в углу рядом с входной дверью, удивило отсутствие какой бы то ни было реакции на эти слова. «Хотя, — подумала она затем, — удивляться, собственно, было нечему: вся клиника знала, что НПИО давно уже ждало подходящего больного для осуществления процедуры третьей степени».

— Должен просить вас, — продолжал Эллис, — осторожней формулировать вопросы, когда введут пациента. Он очень впечатлителен, и его душевное равновесие в сильнейшей степени нарушено. Мы решили сначала познакомить вас с историей его болезни, а уж потом представить его вам. Доктор Росс, работающий с ним психиатр, сообщит вам вкратце все необходимое.

Эллис кивнул, и Дженет Росс вышла на середину зала.

Она посмотрела на уходящие к потолку ряды лиц и вдруг на мгновение оробела. Дженет, высокая худощавая блондинка с пепельными волосами, стройная и загорелая, была очень красива, но себе она казалась слишком костлявой и угловатой, лишенной мягкой женственности, что ее нередко огорчало. Однако она знала, что производит впечатление, и к тридцати годам, после десяти с лишним лет, отданных преимущественно мужской профессии, научилась пользоваться этим впечатлением.

Теперь она заложила руки за спину, глубоко вздохнула и начала говорить быстро и сжато, как было принято на больших конференциях.

— Гарольд Франклин Бенсон — специалист по электронным вычислительным машинам. Тридцать четыре года. Был женат, но развелся. Два года назад попал в автомобильную катастрофу на автостраде Лос-Анджелес — Санта-Моника. До этого был совершенно здоров. После катастрофы какое-то время находился в бессознательном состоянии. Был доставлен в местную больницу, где провел под наблюдением ночь, а утром был признан здоровым и выписан. В течение следующих шести месяцев он чувствовал себя нормально, а затем у него начались явления, которые сам он называет «затемнением».

Аудитория молчала. Со всех сторон на Дженет Росс смотрели внимательные глаза.

— Эти «затемнения» длились несколько минут и случались примерно раз в месяц. Нередко им предшествовало ощущение странных, неприятных запахов. «Затемнения» часто наступали после употребления алкогольных напитков. Больной обратился к своему врачу, который констатировал переутомление и рекомендовал воздерживаться от спиртного. Бенсон выполнил совет врача, но «затемнения» не прекратились. Через год после катастрофы больной заметил, что «затемнения» становятся более частыми и длительными. Порой, приходя в сознание, он обнаруживал, что находится в незнакомом месте. Несколько раз он замечал на своем теле синяки и царапины, его одежда была разорвана, словно после драки. Но он никогда не помнил, что с ним происходило в период «затемнения».

Ее слушатели закивали. Пока все было ясно — обычный случай височной эпилепсии. Но это было только начало.

— Друзья больного, — продолжала Дженет, — говорили ему, что он изменился, но он не придавал значения их словам. Постепенно Бенсон полностью разошепся с большинством из своих прежних друзей. Примерно тогда же — год назад — он, по его словам, сделал важнейшее открытие в своей области. Бенсон специализируется на изучении «механической жизни», машинного интеллекта. По его утверждению, в ходе своей работы он установил, что машины конкурируют с человеком и в конце концов подчинят себе мир.

По аудитории прокатились шепотки. Это было интересно, особенно для психиатров. Дженет увидела в одном из верхних рядов Мэнона, своего учителя. Он сидел, зажав виски ладонями.

— Бенсон рассказал об этом открытии тем немногим друзьям, которые у него еще оставались. Они посоветовали ему обратиться к психиатру, но это только рассердило его. За последние месяцы он окончательно уверился, что машины готовятся захватить мир.

Затем, шесть месяцев назад, он был арестован по подозрению в избиении авиационного механика, но вскоре отпущен за недоказанностью обвинения. Однако это подействовало на Бенсона крайне угнетающим образом, и он обратился к психиатру. Его мучило подозрение, что зверски избил механика именно он. Это казалось ему невозможным, но тягостные сомнения не рассеивались. В нейропсихиатрическое исследовательское отделение университетской клиники больной был направлен четыре месяца назад, в ноябре 1970 года. На основании истории его болезни — повреждение головы, эпизодическая агрессивность, которой предшествует ощущение странных запахов, — был поставлен предварительный диагноз: психомоторная эпилепсия. Как вам известно, НПИО в настоящий момент принимает только больных с нарушениями в поведении, поддающимися соматическим мерам воздействия.